Сегодня расскажу об очень важном — снова о вчерашнем празднике, который, как говорит нам название, вбирает в себя суть самой нашей веры, — это возможность в видимых формах выразить невидимое.
В этот день мы вспоминаем события 843 года, когда после почти полутора веков (с небольшими перерывами) господства запрета на изображение Бога и святых победили сторонники иконопочитания. То есть победила возможность существования изображения как такового и способность изображения послужить благовестием и языком веры, главным выражением её содержания, смысла и силы.
Благодаря этой победе сегодня у нас есть икона (а по большому счёту благодаря ей же у нас есть и изобразительное искусство в том виде, как оно сформировалось в европейской и русской культуре).
Икона — это не подобие земной реальности, не изображение тела (гробницы души, согласно аргументам иконоборцев), икона — это видимое воплощение невидимого мира, это отображение полноценной личности, в которой душа выражает себя посредством телесного, зримого образа (то есть в христианском богословии тело не считается темницей и обременением души, оно служит материальным отражением, храмом духа).
Икона — это реальность, преображённая божественной любовью, и именно эта реальность воспринималась в Византии и Древней Руси как истинное бытие. В отличие от религиозной живописи, икона не напоминает нам исторические события, случившиеся в определённой географической точке в определённый временной период. Изображение на иконе (стене храма, странице иллюминированной рукописи) несёт в себе предвечный смысл и проживание этого события в вечности, а созерцая это изображение, молящийся приобщается к этому проживанию, входит в единое небесно-земное пространство Церкви (Церкви как божественного установления и тела Христова).
Я помню, как ощутила этот момент в Стамбуле, стоя перед мозаикой в монастыре Хора, — как будто время вдруг прорвалось и в прорехи хлынула вечность, материальный мир с его стенами, звуками и прохладным мартовским воздухом взорвался красками и светом. А я могла только смотреть во все глаза — и в этом сосредоточенном смотрении пролетали века и тысячелетия, миры и галактики. А передо мной, во мне, вокруг была Любовь.
В этот день мы вспоминаем события 843 года, когда после почти полутора веков (с небольшими перерывами) господства запрета на изображение Бога и святых победили сторонники иконопочитания. То есть победила возможность существования изображения как такового и способность изображения послужить благовестием и языком веры, главным выражением её содержания, смысла и силы.
Благодаря этой победе сегодня у нас есть икона (а по большому счёту благодаря ей же у нас есть и изобразительное искусство в том виде, как оно сформировалось в европейской и русской культуре).
Икона — это не подобие земной реальности, не изображение тела (гробницы души, согласно аргументам иконоборцев), икона — это видимое воплощение невидимого мира, это отображение полноценной личности, в которой душа выражает себя посредством телесного, зримого образа (то есть в христианском богословии тело не считается темницей и обременением души, оно служит материальным отражением, храмом духа).
Икона — это реальность, преображённая божественной любовью, и именно эта реальность воспринималась в Византии и Древней Руси как истинное бытие. В отличие от религиозной живописи, икона не напоминает нам исторические события, случившиеся в определённой географической точке в определённый временной период. Изображение на иконе (стене храма, странице иллюминированной рукописи) несёт в себе предвечный смысл и проживание этого события в вечности, а созерцая это изображение, молящийся приобщается к этому проживанию, входит в единое небесно-земное пространство Церкви (Церкви как божественного установления и тела Христова).
Я помню, как ощутила этот момент в Стамбуле, стоя перед мозаикой в монастыре Хора, — как будто время вдруг прорвалось и в прорехи хлынула вечность, материальный мир с его стенами, звуками и прохладным мартовским воздухом взорвался красками и светом. А я могла только смотреть во все глаза — и в этом сосредоточенном смотрении пролетали века и тысячелетия, миры и галактики. А передо мной, во мне, вокруг была Любовь.